— И как можно гарантировать, что из-за денег не произойдёт кази-вещей?

    — Как это понимать?

    — Что никто не заберёт себе что-нибудь, что должно быть у другого.

    Я поразился, как такое может спрашивать именно хин, у которых все товары предназначены для публичного разграбления всеми желающими и как в их хаосе кто-то может знать, что должно быть у кого?

    Я заверил его, что понятие частной собственности даёт прочный фундамент экономической жизни нашей страны, а вот именно здесь всё перевёрнуто вверх дном, непостижимо и неустойчиво.

    Разумеется он опять меня не понял и попросил меня объяснить, что такое частная собственность.

    — Собственность — это то, что моё, а не кого-нибудь другого, и что никто не может у меня забрать, — сказал я.

    — Но есть только одна такая вещь, — возразил он, — Это твоё тело. Потому что по своей природе лишь тело рождается вместе с человеком и невозможно его забрать.

    — Допустим. Но к примеру эта одежда ведь тоже принадлежит мне.

    — Только пока ты используешь её. Ты же хорошо знаешь, что до этого она лежала в магазине, а ты просто взял её оттуда, даже не уведомив об этом кладовщика. Да и смысла в этом не было, потому что от этого одежда не стала бы лучше.

    — Но это как раз то, в чём заключается различие, — сказал я. — Мы считаем, что получив согласие собственника можно забрать чью-то собственность, так что именно телом мы не можем полностью распоряжаться по своему усмотрению.

    Его глаза широко раскрылись от удивления

    — И как же можно забрать у кого-нибудь тело?

    — Только забрав жизнь.

    — Жизнь безнадёжно больного человека?

    Я не понял смысла этого вопроса.

    — Нет, — ответил я. — Жизнь абсолютно здорового человека.

    — Ничего не понимаю. Ты должен быть болен, чтобы я мог забрать твою жизнь: Но и даже в этом случае твоё тело не стало бы моим. Я не смог бы ни работать твоими руками и ногами, ни думать твоим мозгом.

    — Бывают такие ситуации, когда граждане должны пожертвовать свои жизни за свою страну, так что в этих случаях их тела принадлежат родине. Но не будем уходить от темы. Одежда это частная собственность, так что никто не может забрать её.

    — Вот что меня смущает. Получается, что в твоей стране твоя одежда это ты, но твое тело тобой не является? Как это понимать?

    На мгновение его слова показались мне куском “недопеченного пудинга”, но он говорил с таким наивным удивлением, что мне просто пришлось согласиться с невинной глупостью. С другой стороны поверхностность его мышления вывела меня из себя. Я рассерженно хлопнул себя по коленям.

    — Пойми наконец, — сказал я, — что собственность это не то, чем мы являемся, а то, что никто не может у нас забрать. Одежда — пример этому.

    — Но ведь её можно забрать.

    — Вовсе нет. У нас это запрещено.

    — А вообще кроме одежды что у вас нельзя забрать?

    — Я же сказал: Собственность.

    — И что означает это слово?

    — То, что моё, и следовательно нельзя у меня забрать.

    Теперь он не понял этого "следовательно".

    — Насколько я вижу, — сказал он, — ты лишь крутишься вокруг да около без какой-либо исходной точки, и именно поэтому я не могу понять вашей экономики.

    Он все искал какую-то естественную исходную точку и хотел, чтобы я объяснил ему, в чем же заключается этот прочный фундамент, о котором я упоминал.

    — Ладно, послушай. -– сказал я. -– В нашей экономике люди получают деньги за услуги, которые они предоставляют. Так те, кто работают на станке, получают от предпринимателя зарплату, соответствующую объему произведённой ими продукции. И эти товары будут куплены торговцем, который, если достаточно умен, продаст их еще дороже. Так, на заработанные деньги каждый может купить то, что ему нужно и столько, сколько нужно. Поэтому каждый знает, сколько он может купить, сколько он может выручить за товар, и соответственно, сделать своей собственностью.

    — Теперь я понял.

    — Ну наконец-то!

    Он предельно наивным тоном объяснил, что уже знает, что смущает наш рассудок. Когда богач даёт деньги за товар, у него появляется ощущение, что он что-то уравновесил и, даже если он далеко перешагнул границы своего тела, у него сохраняется ощущение, что он остаётся в границах казо-равновесия.